При виде их другие духи затрепетали от восторга. Кусты и деревья заколыхались, земля потрескалась, чтобы впитать в себя влагу.
И вот духи соков земли наклонили свои чаши — разом все вокруг распустилось, зазеленело, зацвело. Трава зашевелилась от множества стрекочущих насекомых, в воздухе замелькали птицы и бабочки. Духи между тем лили и лили из чаш, и все подставляли рты и пили сколько могли. Феи цветов кружились вокруг рыжих виночерпиев и целовали их, чтобы те не жалели им соку. Иные умоляюще складывали руки. Иные блаженствовали под этим дождем. Но все они, алчущие, жаждущие, летавшие, стоявшие, кружившиеся или же неподвижные, — все тянулись к чашам и с каждой выпитой каплей становились резвее. Между ними больше не было стариков; и уродливые, и прекрасные — все были преисполнены бодрости и юношеской живости.
И они смеялись, шумели, пели, гонялись друг за дружкой по веткам деревьев, как белки, в воздухе — как птицы, самцы преследовали самок и исполняли под божьим небом священный завет природы.
А затем духи соков земли поднесли царю с царицей по большому кубку. И царь с царицей выпили и поцеловались.
После этого царь, держа царицу в объятиях, вылил из своего кубка остаток на деревья, на цветы и на духов.
— Слава Жизни! Слава вольному воздуху! Слава Силе! — воскликнул царь.
И все воскликнули за царем:
— Слава Силе! Слава Природе!
И Уленшпигель заключил Неле в объятия. Как скоро их руки сплелись, начался танец, и все закружилось, словно листья на ветру, все пришло в движение — деревья, кусты, насекомые, бабочки, земля и небо, царь и царица, феи цветов, властелины руд, духи воды, горбатые гномы, владыки камней, лесовики, светляки, духи — покровители звезд, мириады чудовищных насекомых, сцепившихся копьями, зазубренными косами, семизубыми вилами, и эта заполнившая вселенную круговерть увлекла за собою и солнце, и месяц, и планеты, и звезды, и ветер, и облака.
Дуб, к которому прислонились Уленшпигель и Неле, тоже кружился в вихре танца, и Уленшпигель шептал Неле:
— Девочка моя, мы погибли!
Эти слова услышал дух, разглядел, что это смертные, крикнул:
— Люди! Здесь люди!
Оторвал их от дерева и швырнул в самую гущу танцующих.
И Уленшпигель и Неле мягко опустились на спины духов, а те начали их перебрасывать от одного к другому.
— Здравствуйте, люди! — восклицали они. — Добро пожаловать, черви земные! Кому нужны мальчишка с девчонкой? Эти заморыши пришли к нам в гости.
А Уленшпигель и Неле, перелетая с рук на руки, кричали:
— Не надо!
Но духи не слушали их, и они перекувыркивались в воздухе, кружились, как пушинки на зимнем ветру, а духи все приговаривали:
— Молодцы паренек с девчонкой, молодцы, что танцуют вместе с нами!
Феям цветов захотелось разлучить Уленшпигеля с Неле, и они принялись бить ее и могли бы забить до смерти, когда бы царь Весны одним мановением руки не остановил танец и не крикнул:
— Подведите ко мне этих двух блошек!
И Уленшпигеля разлучили с Неле. И каждая фея, пытаясь оторвать Уленшпигеля от своей соперницы, шептала:
— Тиль, ты готов умереть за меня?
— Я и так скоро умру, — отвечал Уленшпигель.
Карлы, духи лесов, несли Неле и вздыхали:
— Жаль, что ты не дух, как мы, — была бы ты нашей.
А Неле им в ответ:
— Потерпите.
Наконец Уленшпигель и Неле приблизились к престолу царя и, увидев золотую секиру и железную корону, задрожали от ужаса.
А царь спросил:
— Зачем вы явились сюда, заморыши?
Уленшпигель и Неле молчали.
— Я тебя знаю, ведьмино отродье, — продолжал царь, — и тебя, угольщиков отпрыск. Но ведь вы проникли в мастерскую природы силою волшебства — почему же вы сейчас онемели, точно каплуны, набившие себе рот хлебным мякишем?
Неле не могла без страха смотреть на грозного великана, но к Уленшпигелю вернулись свойственные ему хладнокровие и мужество, и он ответил так:
— Пепел Клааса бьется о мою грудь. Ваше божественное величество! Смерть именем папы косит во Фландрии самых сильных мужчин, самых красивых девушек. Все права у Фландрии отобраны, вольности ее упразднены, ее мучает голод, ткачи ее и суконщики покидают отчизну, уходят на чужбину в надежде найти такой уголок, где труд был бы свободен. Если не прийти на помощь Фландрии, она погибнет. Ваши величества! Я — бедный человек, появился на свет, как и всякий другой, жил ни шатко ни валко — словом, так себе человек, темный, недалекий, совсем не добродетельный, отнюдь не целомудренный, недостойный милости божеской и человеческой. Но Сооткин умерла от пыток и от горя, но Клаас умер мучительною смертью на костре, и я хочу за них отомстить и однажды уже отомстил. Еще я хочу, чтобы на той бедной земле, где покоятся их кости, жить стало лучше. Я просил бога о том, чтобы он умертвил гонителей, но он меня не услышал. Устав стенать, я вызвал вас силою волшебных чар Катлины, и вот мы, я и моя трепещущая подруга, ныне повергаем к стопам ваших божественных величеств просьбу — спасти наш истерзанный край.
На это ему царь и царица ответили так:
Средь воины и огня,
Средь убийства и смерти
Ищи Семерых.
В смерти, в крови,
В разрухе, в слезах
Найди Семерых.
— Уродливых, злых,
Отечества бич,
Сожги Семерых.
Жди, слушай, смотри:
Иль не рад, горемыка?
Найди Семерых.
И все духи запели хором:
В смерти, в крови,
В разрухе, в слезах
Найди Семерых.
Жди, слушай, смотри:
Иль не рад, горемыка?
Найди Семерых.
— Ваше величество, и вы, господа духи! — молвил Уленшпигель. — Ведь я же вашего языка не понимаю. Вы, верно, потешаетесь надо мной.