Легенда об Уленшпигеле - Страница 54


К оглавлению

54

«Исходя из того, что вы, Сооткин, вдова Клааса, и вы, Тиль, по прозвищу Уленшпигель, сын Клааса, будучи подвергнуты по обвинению в сокрытии имущества, в отмену ранее существовавших на него прав подлежавшего конфискации в пользу его величества короля, жестокой пытке и достаточно суровым испытаниям, ни в чем не сознались, суд за неимением достаточных улик, а также снисходя к плачевному состоянию ваших, женщина, членов и приняв в соображение претерпенные вами, мужчина, тяжкие муки, постановляет из-под стражи вас обоих освободить и разрешает вам поселиться у того горожанина или у той горожанки, коим заблагорассудится, несмотря на вашу бедность, пустить вас к себе.

Сей приговор вынесен в Дамме, в лето от рождества Христова 1558, октября двадцать третьего дня».

— Благодарствуйте, господа судьи! — сказала Сооткин.

— Рыбник! — простонал Уленшпигель.

Мать с сыном отвезли на телеге к Катлине.

79

В том же году, а именно в пятьдесят восьмом году того столетия, к Сооткин пришла Катлина и сказала:

— Нынче ночью я умастилась чудодейственной мазью, полетела на соборную колокольню и увидела духов стихий — они передавали молитвы людей ангелам, а те уносили их на небеса и повергали к подножию престола господня. Все небо было усеяно яркими звездами. Вдруг от костра внизу отделилась чья-то черная тень, взлетела на колокольню и очутилась рядом со мной. Я узнала Клааса — он был такой же, как в жизни, и одежда на нем была угольщицкая. «Ты зачем, спрашивает, прилетела на соборную колокольню?» — «А ты, говорю, чего порхаешь, как птичка, и куда путь держишь?» — «На суд, говорит. Ты разве не слыхала трубу архангела?» Он был от меня совсем близко, и я почувствовала, что тело у него не как у живых — бесплотное, воздушное, и я вошла в него, словно в теплое облако. Под ногами у меня была Фландрская земля, на ней там и сям мерцали огоньки, и я подумала: «На тех, кто рано встает и трудится допоздна, почиет благодать господня».

И гремела, гремела в ночи труба архангела. И появилась еще одна тень, и летела она из Испании. Гляжу: дряхлый старик, подбородок туфлей, губы в варенье. На нем алого бархата мантия, подбитая горностаем, на голове императорская корона, в одной руке рыбка, в другой кружка пива.

Как видно, он притомился и тоже сел на колокольне. Я опустилась перед ним на колени и говорю: «Ваше венценосное величество, я повергаюсь пред вами ниц, хоть и не знаю вас. Откуда вы и что вы делаете на земле?» — «Я, говорит, сейчас прямо из Эстремадуры, из монастыря святого Юста, я — бывший император Карл Пятый». — «А куда же, говорю, вы собрались в такую студеную ночь? Глядите, небо заволакивают снеговые тучи». Отвечает: «На суд». Только хотел император съесть свою рыбку и выпить пива, как вновь загремела труба архангела. Император заворчал, что ему не дали поужинать, но все-таки полетел. Я — за ним. Его мучила одышка, он икал, блевал — смерть застала его, когда у него был расстроен желудок. Мы поднимались все, выше и выше, подобно стрелам, пущенным из кизилового лука. Мимо нас мелькали звезды, чертя по небу огнистые линии. Мы видели, как звезды срывались и падали. А труба архангела все гремела. О, какой то был громоподобный трубный глас! При каждом раскате воздух сотрясался и облачная пелена разрывалась, как если бы на нее подул ураган. И перед нами открывалась даль. Когда же мы поднялись на высоту необозримую, то увидели Христа во всей его славе, сидящего на престоле звездном, одесную его — ангела, заносящего на бронзовую скрижаль все дела человеческие, ошую — матерь божью, неустанно молящую сына своего за грешников.

Клаас и император Карл преклонили колена пред престолом божиим.

Ангел сбросил с головы императора корону.

«Здесь нет другого царя, кроме Христа», — сказал он.

Его святейшему величеству это, видать, не понравилось, но все-таки он обратился с покорной просьбой:

«Путь, говорит, был долгий, я проголодался, — нельзя ли мне съесть рыбку и выпить пива?»

«Да ведь ты всю жизнь голодал, — отвечает ему ангел. — Ну да уж ладно, ешь и пей».

Император закусил и выпил.

А Христос его и спрашивает:

«С чистым ли сердцем явился ты на суд?»

«Думаю, что с чистым, милосердный боже, — ведь я исповедался», — отвечает император Карл.

«А ты, Клаас? — спрашивает Христос. — Император трепещет, а ты нет».

«Господи Иисусе, — отвечает Клаас, — совершенно чистых сердец, не бывает, и потому я тебя нисколько не боюсь, ибо ты един всеблаг и всеправеден, а все же мне страшно — больно много на мне грехов».

«Говори теперь ты, падаль», — обращается ангел к императору.

«Я, господи, перстами священнослужителей твоих был помазан на царство, — неуверенно начинает Карл, — я был королем кастильским, императором германским и королем римлян. Я неусыпно охранял власть, дарованную мне тобой, и того ради вешал, обезглавливал, живьем закапывал в землю и сжигал реформатов».

Но тут его перебил ангел.

«Ты, говорит, нас не проведешь, враль с больным животом! В Германии ты терпел реформатов, потому что ты их боялся, а в Нидерландах ты сек им головы, сжигал их, вешал и закапывал в землю живьем, потому что там у тебя была одна забота — как бы побольше взять меду с этих трудолюбивых пчел. Ты казнил сто тысяч человек не потому, чтобы ты возлюбил господа нашего Иисуса Христа, но потому, что ты был деспотом, тираном, разорителем своей страны, потому, что ты больше всего любил себя, а после себя — только мясо, рыбу, вино и пиво, — ведь ты был прожорлив, как пес, и впитывал в себя влагу, как губка».

«Теперь ты говори, Клаас», — сказал Христос.

54